Автор и бета в одном лице: ваш покорный слуга
Название: нет, но буду рада выслушать варианты =)
Рейтинг: PG, наверное
Жанр: не разбираюсь в них(
Персонажи: Какаши, Обито, Рин, Минато основные
Дисклеймер: всё Кисимото-сана. Я только балуюсь)
Предупреждение: я то ли не знаю, то ли не помню, как погибла Рин. Пришлось придумать
читать дальше Их тройка по определению не могла стать командой, думал двенадцатилетний Хатаке Какаши. Он, уже шесть лет как чунин, и эти ребята – маленькая, вечно смущенная Рин и неловкий слабый Учиха? Да никогда. И сенсей у них какой-то странный: слишком яркий, слишком восторженный… Какаши не был настроен сближаться хоть с кем-то из них. Он хотел избавиться от их навязанного общества и снова выполнять миссии в одиночку, как привык. Знал бы он тогда, чего ему будет стоить это одиночество. Сначала он потерял Обито. Он никогда не воспринимал этого несуразного мальчишку как равного. Учиха, который до тринадцати лет не смог пробудить даже неполный Шаринган, по определению не мог тягаться с ним, джонином, гениальным сыном гениального Хатаке Сакумо. И единственными чувствами, которые испытывал по отношению к Обито Какаши, были легкое презрение, пренебрежение и сладкое чувство собственного превосходства. Эта стройная, привычная система пошатнулась на той роковой миссии. Когда Обито - слабый, смешной Обито! – сказал ему то, что заставило сердце виновато залихорадить, а руки судорожно сжаться в кулаки. «…те, кто не заботится о своих напарниках, даже хуже, чем отбросы» Тогда Какаши, забыв всю свою тщательно выстроенную гордость, все свое превосходство, забыв даже о миссии, столь важной для родной Деревни, кинулся на помощь этому невозможному мальчишке, проклиная всё и всех на свете и ощущая новое, странное чувство в груди. Может, это было уважение, может быть, зарождающаяся дружба… И смотря на издевательски медленно стекающие по лицу умирающего Обито струйки крови, на его покровительственную грустную улыбку и изломанные мукой брови, Какаши не верил, что его первый настоящий друг умирает, раздавленный огромной глыбой. Может, только поэтому жалея только о том, что то непонятное чувство, засевшее в груди, не получит продолжения. Боль пришла позже. Когда пересаженный Рин незаконченный Шаринган уже не ныл, а имя Учихи Обито было четкими штрихами нанесено на Камень Памяти. Следующей была Рин, спустя год после гибели Обито. Маленькая, тихая Рин с застенчивой мягкой улыбкой. Которую он, Какаши, поклялся защищать, твердо смотря в глаза уже мертвого Обито. Рин, которая так и не оправилась после смерти их друга и товарища. Глаза которой остекленели еще при жизни, а взгляд был направлен в прошлое, словно вспоминая и проигрывая в памяти каждый момент, который они провели все вместе. Однажды, в душный сентябрьский вечер, она просто ушла из деревни, воспользовавшись тем, что Какаши, недавно вернувшийся с миссии, валялся в госпитале без сознания. Просто ушла, никому ничего не сказав. На следующее утро он очнулся, будто почуяв неладное. Через окно сбежал из больницы, зная, что официально его еще не выпустят, и сразу направился к Рин. В маленькой квартирке на окраине Деревни было пусто и тихо. На столе его ждал листок, аккуратно сложенный пополам. Листок, на котором ровным почерком было выведено одно-единственное слово «Простите». Через час они с Минато-сенсеем, взволнованные, с бьющимися в тревоге сердцами уже спешили на поиски. Занимался рассвет. Только к вечеру следующего дня, на закате, уставший, вымотанный Какаши нашел её. С перерезанным, запекшемся бурой коркой горлом, зажатым в руке окровавленным кунаем и ничего не выражающими мертвыми глазами. Она уже остыла. К телу подбирались мелкие животные, разбежавшиеся-разлетевшиеся при приближении Какаши. Казалось, из мира ушли все звуки, оставив только обрывочный стук собственного сердца. Сенсей нашел его, уткнувшегося носом в палую рыжую листву, глухо воющего в вязком безысходном бессилии. Ничего не говорил, не утешал, потому что самому хотелось выть. Просто стоял рядом, кусая до крови губы и смотря то на мертвую куноичи, то на единственного оставшегося в живых ученика. Переживший еще одну смерть еще одного близкого человека, отгородившись от всего мира, Какаши Хатаке ушел в АНБУ. Поверх черной матерчатой маски легли еще две – фарфоровая кошачья маска элитного убийцы и невидимая маска напускного безразличия. А еще год спустя на Деревню Скрытого Листа напал Девятихвостый демон-лис. Гигантское, внушающее суеверный ужас создание с бешеными глазами появилось будто из ниоткуда. Давящую, полную ярости чакру монстра чувствовал каждый. Огромные хвосты взвивались в воздухе, круша вековые деревья на подступах к деревне и сотрясая землю. Все джонины устремились туда, где бесновался выпущенный на свободу демон. Какаши не допустили к битве. Он остался в Деревне с ровесниками-чунинами изнывать от собственного бессилия. То же он чувствовал, когда нашел Рин. Будто он связан по рукам и ногам и смотрит в бездну парализуюющего страха и ужаса, которая вот-вот поглотит его, а он не может шевельнуть и пальцем. Как сквозь вату он слышит, как полузнакомая взрывная Куренай спорит с отцом, требуя и её пустить в битву, а Асума успокаивающе что-то объясняет ей на ухо, и девушка обиженно замолкает на полуслове. Какаши смотрит в одну точку, думая только о том, что Минато-сенсей, должно быть, тоже где-то на передовой сейчас, ведь он – Четвертый Хокаге, это за ним идут в бой люди. Может, даже на смерть… Дальше Какаши думать не хотел. Единственной мыслью, бившейся в его голове, было: «Бог, если ты есть, защити его». Воздух казался вязким и тяжелым, и было больно дышать. Сердце отмеряло удар за ударом. Кто-то из джонинов - Какаши не знал, кто именно – увел Лиса на север, подальше от Деревни. Им всем оставалось только ждать. Это был, пожалуй, длиннейший день в истории Конохи и в жизни Хатаке Какаши. Только на следующий день он узнал, что Четвертый Хокаге погиб. Он приготовился долго, мучительно долго привыкать к тому, что остался совсем один. Да, не только он потерял близкого человека, многие дети и подростки лишились родителей в этом жутком бою… Это было страшно – осознавать, скольких хороших ниндзя, да и гражданских тоже, они потеряли. На похоронах собрались все жители Конохи. В траурных темных одеждах и с ослепительно белыми хризантемами в подрагивающих руках. Он и сам зажал в опущенном кулаке четыре неуместно радостных, светлых цветка. Накрапывал дождь, по небу бежали серые, как грязная вата, облака. Какаши стоял в первом ряду, смотря только на учителя, лицо которого улыбалось ему из грубо отесанной деревянной рамы, с узкой черной лентой в левом нижнем углу. Ему нельзя плакать, ведь он шиноби. Тогда почему плачет стоящий рядом паренек со смешным хвостом на макушке и длинным шрамом через переносицу? Плачет тихо, не содрогаясь в рыданиях; слезы просто текут по щекам из распахнутых удивленных глаз, устремленных на мемориал. Мальчик не сдерживает эмоций, грызущих его изнутри, словно стая гиен, и Какаши вдруг чувствует предательское пощипывание в глазах и поспешно отворачивается от не заметившего его взгляда мальчишки. Ресницы слипаются от горячей влаги, и верхний край маски пропитывается слезами насквозь. Какаши закрывает глаза и думает, что хорошо, что маска черная – слез никто не увидит. Он не плакал уже очень давно. Еще со смерти отца. В тот момент Какаши полностью осознал, что учителя больше нет. Ему придется учиться существовать одному. В том, что это будет не жизнь, а именно существование, Какаши не сомневался. Лишь много лет спустя… *** - Нэ, нэ, Какаши-сенсей! Пойдемте в Ичираку-рамен! Тренировка была такая тяжелая, я проголодался! – с мальчишеского лица, не утратившего еще детской пухлости, на него смотрят ярко-голубые, с веселой искринкой глаза учителя. - Наруто! Не доставай Какаши-сенсея! Он же тоже устал!.. – невысокая куноичи с укором смотрит на сокомандника. - Но, Сакура-тя-я-ян! Я же поэтому и предлагаю пойти поесть рамена! - … - темноволосый худой мальчишка с руками в карманах не встревает в перепалку, делает вид, будто он с ними не знаком, им просто по пути. Какаши еле заметно улыбается под маской, окидывая взглядом своих собственных учеников. - Не убивай Наруто, Сакура. Я совсем не против рамена. - Ура, ура! Только вы платите, да, да, Какаши-сенсей?! - Ладно, ладно, я плачу… Лето спокойным ярким полуднем висит у них над головами. Воздух пахнет цветочным медом и – чуть-чуть – пылью. Какаши, привычно сгорбив спину, не спеша следует за своей командой. Теперь он понимает: несмотря ни на что, жизнь продолжается. Жизнь, не существование.
1-4
5-8
9-12
13-16
17-20
21-24
25-26
1-4
5-8
9-12
13-16
17-20
21-24
1-4
5-8
9-12
13-16
17-20
21-23
24-27
28-31
32-35
36-39
40-43
44-47
48-49
1-4
5-8
9-12
13-16
17-20
21-24
25-26